Жан-Клод сидел в машине рядом со мной. Всю дорогу, он молчал, и мне пришлось пару раз взглянуть в его сторону, чтобы удостовериться, что он еще здесь. Люди всегда производят шум. Я не имею в виду разговоры, или отрыжку, или что-то интимное. Но люди, как правило, не могут сидеть так, чтобы их вообще не было слышно. Они дышат, шуршат одеждой, облизывают губы — все это хоть и очень тихие, но все-таки звуки. Пока мы ехали, Жан-Клод не производил совсем никаких звуков. Не поручусь, что он хотя бы моргнул. Живой мертвец, чего вы хотите.
Я могу молчать на пару с соседом лучше, чем большинство женщин и добрая часть мужчин. Но сейчас мне было необходимо чем-то заполнить тишину. Поговорить просто затем, чтобы создать шум. Пустая трата энергии, но испытывала такую потребность.
— Жан-Клод, ты еще здесь?
Он повернул голову. Глаза его блеснули, отразив свет неоновой вывески подобно темному стеклу. Вот черт.
— Ты способен изобразить человека лучше всех моих знакомых вампиров. Зачем все это сверхъестественное дерьмо?
— Дерьмо? — тихо переспросил он.
— Да. Почему в моем обществе ты вечно строишь из себя привидение?
— Привидение? — снова переспросил. Как будто это слово может означать что-то еще.
— Слушай, перестань, — сказала я.
— Что перестать?
— Отвечать на каждый мой вопрос вопросом.
Он моргнул.
— Прости, ma petite. Просто я чувствую улицу.
— Чувствуешь улицу? Это еще что?
Он откинулся на сиденье и прижал кулак к животу.
— Здесь так много жизни.
— Жизни? — Ну вот, теперь он добился того, что я это делаю.
— Да, — сказал он. — Я чувствую, как они бегают взад-вперед. Маленькие существа, отчаянно ищущие любви, боли, признания, денег. Здесь много жадности, но в основном боль и любовь.
— К проституткам не ходят за любовью. К ним ходят за сексом.
Он посмотрел на меня, склонив голову.
— Многие люди путают эти два понятия.
Я смотрела на дорогу. Волосы у меня на затылке зашевелились.
— Ты сегодня еще не ел, правильно?
— Ты ведь эксперт по вампирам. Разве ты не можешь это определить? — Его голос стал хриплым и еле слышным.
— Про тебя я ничего никогда не могу сказать.
— Это, разумеется, комплимент моим способностям.
— Я тебя не для того сюда привезла, чтобы ты тут охотился, — сказала я. Мой голос звучал громко и твердо. Но сердце билось так, что я едва не оглохла.
— Неужели ты запретишь мне сегодня охотиться? — спросил Жан-Клод.
Я задумалась на пару минут, пока крутилась возле стоянки, отыскивая свободное место. Запрещу ли я ему сегодня охотиться? Да. Он знает ответ. Это вопрос с подвохом. Беда в том, что я не вижу, в чем подвох.
— Я бы попросила тебя сегодня здесь не охотиться, — сказала я, наконец.
— Скажи почему, Анита.
Он назвал меня Анитой без подсказки с моей стороны. Он явно что-то замыслил.
— Потому что я тебя сюда привезла. И если ты станешь охотиться, это произойдет по моей вине.
— Ты будешь чувствовать свою вину перед теми, кто меня сегодня накормит?
— Незаконно питаться кровью тех, кто не дал на это согласия, — сказала я.
— Это верно.
— Это карается смертью, — напомнила я.
— От твоей руки.
— Если в нашем штате, то да.
— Это же просто сборище шлюх, сутенеров и мошенников. Что они для тебя значат, Анита?
Кажется, до этого он еще ни разу не называл меня Анитой дважды подряд. Плохой признак. Всего в одном квартале от клуба «Серая Кошка» со стоянки отъехал автомобиль. Какая удача. Я поставила свою «нову» на освободившееся место. Я не очень хорошо умею ставить машину между двумя другими, но, но счастью, отъехавший автомобиль был в два раза шире моей «новы». У меня было достаточно места для маневра, и я благополучно вписалась.
Поставив машину, как мне хотелось, я выключила мотор. Жан-Клод откинулся на сиденье и посмотрел на меня.
— Я задал тебе вопрос, ma petite. Что эти люди для тебя значат?
Я расстегнула ремень безопасности и повернулась к нему. Случайная игра света и тени почти скрыла его в темноте, и только на лицо падал луч золотистого света. Его высокие скулы четко выделялись на фоне бледной кожи. Кончики клыков торчали между губ, глаза мерцали, как синий неон. Я отвела взгляд и смотрела на баранку все время, пока говорила.