(«Остафьевский архив», т. 1. СПб., 1899, стр. 48).

<Надпись к портрету П. А. Вяземского>

("Кто это, так насупя брови .")

Кто это, так насупя брови,

Сидит растрепанный и мрачный, как Федул?

О чудо! Это он! Но кто же? Наш Катулл,

Наш Вяземский, певец веселья и любови!

9 марта 1817

‹Надпись к портрету П. А. Вяземского ›. Впервые — Соч., т. 3, стр. 437. Входит в письмо Батюшкова к Вяземскому от 9 марта 1817 г., где Батюшков просит друга прислать ему портрет Жуковского, чтобы «присоединить» его к портрету самого Вяземского: «Не я прошу его, твой портрет кличет на стене. Вот ему надпись . » (далее следует надпись).

Наш Катулл — Батюшков сравнивает Вяземского, часто развивавшего в своей ранней поэзии мотивы наслаждения жизнью (см., например, его стихотворение «Молодой Эпикур», 1810), с римским поэтом Катуллом (ок. 84—54 до н. э.), автором любовно-эпикурейских произведений.

"Меня преследует судьба ."

Меня преследует судьба,

Как будто я талант имею!

Она, известно вам, слепа;

Но я в глаза ей молвить смею:

«Оставь меня, я не поэт,

Я не ученый, не профессор;

Меня в календаре в числе счастливцев нет,

Я . отставной асессор!»

Первая половина марта 1817

«Меня преследует судьба . ». Впервые — «Московский телеграф», 1827, № 3, стр. 94. Входит в письмо Батюшкова к В. Л. Пушкину от первой половины марта 1817 г. Перед стихами говорится: «Много писал, и теперь, рассматривая старые бумаги, вижу, что написал мало путного. Что в рифмах, если в них мало счастливых, и что в счастливых стихах без счастия! Посудите сами! Живу один в снегах, и долго ль проживу — не знаю».

"На свет и на стихи ."

На свет и на стихи

Он злобой адской дышит;

Но в свете копит он грехи

И вечно рифмы пишет .

Первая половина марта 1817

«На свет и на стихи . ». Впервые — «Московский телеграф», 1827, № 3, стр. 94. Входит в то же письмо Батюшкова к В. Л. Пушкину от первой половины марта 1817 г. Перед стихами Батюшков пишет: «Что делает ***? Знаю ваш ответ», а после них следуют слова: «Простите — иногда счастливые!» (т. е. иногда сочиняет хорошие стихи). Против кого направлена эпиграмма — неизвестно. Л. Н. Майков думал, что в ней, вероятно, имеется в виду А. М. Пушкин, но обосновывал это предположение лишь тем, что последний «смеялся над стихотворством Василия Львовича ‹Пушкина›, а сам преусердно писал стихи». (Соч., т. 3, стр. 741), чего, конечно, недостаточно для отнесения эпиграммы к личности А. М. Пушкина.

"Числа, по совести, не знаю ."

Числа, по совести, не знаю,

Здесь время сковано стоит,

И скука только говорит:

«Пора напиться чаю,

Пора вам кушать, спать пора,

Пора в санях кататься . »

«Пора вам с рифмами расстаться!» —

Рассудок мне твердит сегодня и вчера.

Первая половина марта 1817

«Числа, по совести, не знаю . ». Впервые — там же, стр. 94. Входит в то же письмо Батюшкова к В. Л. Пушкину от первой половины марта 1817 г. За последними строками следуют слова: «Это всего умнее».

Послание от практического мудреца мудрецу астафьическому с мудрецом пушкиническим

("Счастлив, кто в сердце носит рай .")

Счастлив, кто в сердце носит рай,

Не изменяемый страстями!

Тому всегда блистает май

И не скудеет жизнь цветами!

Ты помнишь, как в плаще издранном Эпиктет

Не знал, что баромЕтр пророчит непогоду,

Что изменяется кругом моральный свет

И Рим готов пожрать вселенныя свободу.

В трудах он закалив и плоть свои и дух,

От зноя не потел, на дождике был сух!

Я буду твердостью превыше Эпиктета.

В шинель терпенья облекусь

И к вам нечаянно явлюсь

С лучами первыми рассвета.

Да! Да! Увидишь ты меня перед крыльцом

С стоическим лицом.

Не станет дело за умом!

Я ум возьму в Сенеке,

Дар красноречия мне ссудит Соковнин,

Любезность светскую Ильин,